Кино, самодеятельность, испытание страхом, первая любовь
Кино
Почти каждое воскресенье вечером многие из населения наших двух домов ходили в часть в кино. Кино показывали в столовой-клубе. Длинные обеденные столы убирали вдоль стен, скамейки ставили в ряды, к потолку подвешивали экран из белой простынной материи, растянутой сверху и снизу деревянными рейками. Сзади скамеек стол с кинопроектором и стопкой круглых железных коробок с лентами частей фильма. Кинотеатр готов. Очень запечатлелось, что кино можно смотреть с другой стороны экрана, но в зеркальном отражении, а для получения электричества для проектора красноармеец, сидя верхом на лавке, как на лошади, крутил двумя руками ручки динамо-машины.
Мы, мальчишки, приходили пораньше назначенного часа начала кино. В столовой ещё в разгаре ужин. Красноармейцы уплетали гречневую кашу со сладким чаем. Как правило, нас тоже приглашали отужинать. Мы приглашение принимали с большим удовольствием. Алюминиевая миска, общая большая кастрюля с кашей, железная кружка со сладким чаем в компании со всеми жующими придавали очень хороший аппетит.
После ужина вместе с красноармейцами участвовали в превращении столовой в зрительный зал, и, как первые зрители, занимали удобные первые скамейки. Кино показывали по частям, так как аппарат был один и его нужно было перезаряжать лентой очередной части. В перерыве мы с жаром обсуждали увиденные сюжеты. По окончании фильма всей гурьбой шли в темень домой, глубокий овраг был не страшен.
Из фильмов помню ленту «На границе». Сюжет прост, но приятен. Граница с Китаем, захваченным японцами. Служба пограничников и быт семей комсостава. Вероломные японцы тайно переходят границу, несколько членов семей попадают к ним в плен, начинают выведывать военные тайны, но наши не сдаются даже под пытками. Маленькому храброму мальчику удалось сбежать, сквозь лес и болото пробраться к своим пограничникам и сообщить им о случившимся. Умелые действия пограничников освобождают пленных женщин и детей, японцы перебиты, а их командир взят в плен. Ура! Такие сценарии очень воспитывали наш патриотизм, мальчишки верили, что так и только так должно быть.
Самодеятельность
Жёны командиров не работали, так как работы не было. Но заниматься было чем. Многие женщины участвовали в самодеятельности клуба в эстрадных номерах и даже ставили спектакли. Не помню, чтобы в самодеятельности участвовал мой папа, но другие мужчины и рядовые красноармейцы с удовольствием принимали участие. Моя мама тоже участвовала в спектаклях. Концерты и спектакли приурочивались к праздникам и юбилеям. Конечно, в таких торжествах в качестве зрителей принимало участие почти всё население наших двух домов и личный состав красноармейцев. Не знаю по каким соображениям, но в игре самодеятельных артистов, будучи в таком малом возрасте, я видел какую-то недоигранность и фальшь. Но в критику я не вдавался.
Однажды в одном из спектаклей на сцене, играя какой-то персонаж, моя мама по сценарию поцеловалась с героем спектакля мужчиной у всех на виду. Помню, мне это очень не понравилось.
Испытание страхом
На железнодорожной станции в служебном доме жила семья, знакомая моим родителям. Глава семьи был начальником станции. Телефонов не было и мне поручили отнести им записку. В записке было написано приглашение на завтра прийти к нам на какой-то семейный праздник. Дело было зимой и под вечер. Идти было не так далеко. Постройки войсковой части через глубокий овраг и железнодорожная станция через небольшую седловину были в пределах видимости, в пределах одного километра. Пока я дошёл до станции, резко стемнело. Зимой темнеет быстро.
Станция маленькая, типа «разъезд». Железная дорога одноколейная, на станции две колеи для разъездов встречных поездов. Подхожу к дому, людей никого не встретил, в окнах тусклый свет от керосиновых ламп. Открываю дверь в сенцы, там кромешная темнота. Сенцы, это прихожая. Из прошлых посещений помню, что там четыре двери в четыре квартиры. Заходить было страшно. Немного постоял. Держа дверь открытой, пересиливая жуткий страх с огромными мурашками по всему телу, шагнул в темень. Сзади громко бабахнула дверь, так как была на пружине. Огромные мурашки вмиг превратились в огромные волдыри. Еще больше преодолевая страх, прижался к стене и наощупь пошёл влево. Нащупал первую дверь, пошёл дальше. Наконец вторая дверь, стал стучать. Скрипнул засов, дверь открыли, в руках керосиновая лампа, взгляд поверх моей головы в темноту. Услышав мой голос, нагнулись и увидели протянутую из темноты записку. Помню двоих, мужчину и женщину. Пригласили внутрь, прочли записку, поблагодарили, сказали, что обязательно будут и отпустили на улицу, осветив лампой страшные сенцы.
Выйдя, я отметил, что после кромешной темноты на улице довольно таки светло. Полная луна, снег искрится от зажжённых фонарей станции. На пути обратно не было никаких проблем. Я шёл с чувством исполненного долга и победы над страхом. Дома в темном неосвещенном коридоре мне никогда не было страшно, и путь до своей двери я знал чётко, безошибочно упираясь рукой в ручку двери.
Первая любовь
Как я уже описал раньше, дом наш имел в середине длинный коридор, налево направо двери в квартиры. В каждой квартире в первой комнате дровяная печка. В одной из квартир, недалеко от нашей квартиры, угорела тётя. Эта тётя, жена командира, как женщина, была молодая и очень красивая. Все так считали, и я в том числе. По молодости она была стройной со всеми, присущими красивым женщинам, прелестями. Её обнаружили вечером в квартире в бессознательном положении, вытащили в коридор и положили прямо на пол. Участвующие в её спасении мои родители и муж скрылись в квартире, вероятно, открывать окна для проветривания, а я остался с ней в коридоре. Она лежала на голом деревянном полу почти обнажённая, прикрытая только лёгкой шёлковой сорочкой, не скрывающей её тело. Лежала на спине, руки раскинуты, волосы растрёпаны, щёки красные от ударов, приводящих её в чувство. Я смотрел на неё, как зачарованный. Чувства жалости и сострадания заполняли мою душу, и в то же время очаровательное любопытство не позволяло мне оторвать от неё глаз, вид её почти оголённого тела завораживал меня. Проветрив комнату, её перенесли в кровать.
В последующие дни она пришла в себя, здоровье вернулось. Но с тех пор я стал смотреть на неё не так как на других тёть. При встрече с ней я смущался и может быть, даже краснел. Что-то внутри заставляло лишний раз посмотреть на неё, даже ей в след. Я стал фантазировать, как, может быть, в следующий такой раз я её спасу и она, из благодарности, обратит на меня внимание.