Каменск-Шахтинский Стр.5
Лодку паромщика мы использовали почти каждый день, лишь бы была хорошая погода. Судоходства на реке не было. Один раз в неделю приходил теплоход снизу из Ростова. Дальше Каменска теплоход не ходил, так как за железнодорожным мостом Северский Донец значительно сужался. Личных катеров в то время у населения не было. Это сейчас на том месте, где мы катались на лодке, огромная стоянка частных судов, а на противоположном берегу выросли дома огромного посёлка (фото 53). В 46 году там была раздольная, зелёная степь. В любой день и час мы могли брать лодку, переплывать на противоположный берег и играть там в войну. Берег песчаный поросший островками кустарника, между которыми по песку можно проползать, прячась и разыскивая противника. Редко у кого был игрушечный пистолет, в основном оружие было деревянным самодельным и часто просто палка. Разыгрывались и морские сражения с взятием лодки на абордаж. Однажды в сражении с многочисленным противником, захватывающим лодку, я с победным кличем «Погибаю, но не сдаюсь» нырнул с лодки вниз головой, не заметив в пылу боя, что течение снесло нас на отмель берега. Страшный удар по голове заставил меня оказаться в беспамятстве. Я вскочил, как рассказывали ребята, и стал ходить по песку пляжа кругами, потом завалился на песок. Постепенно соображение пришло в норму, но понимание, отчего я был в беспамятстве, осознал только с рассказа ребят. Явно я получил легкое сотрясение мозга, спасибо судьбе, что шею не сломал, хотя некоторое время она побаливала. Родителям об этом случае я ничего не рассказал.
Однажды мы с Борисом чуть «не загремели» прямо в руки прокурора города, благо этим прокурором был отец Бориса. В то время, после войны, особенно в городах и сёлах бывших под немецкой оккупацией, легко было достать патроны, запалы, детонаторы, бикфордов шнур. Особенно эти «игрушки» водились у местных мальчишек бывших три года назад в городе, захваченном немцами. От них эти «игрушки» перепадали и нам. Когда в небольшом количестве мы доставали запалы и бикфордов шнур, у нас появлялась захватывающая остросюжетная забава. Запал это узкая медная трубочка длиной с мизинец, запаянная с одной стороны и начинённая порохом. В другой открытый конец вставляется бикфордов шнур длиной расчётной по времени горения. Идя вечерком по безлюдной улице, заготовленный запал поджигается и забрасывается на настил балкона для закрывания ставень второго этажа. Время горения бикфордова шнура позволяет отойти от места забрасывания выбранного дома на почтительное безопасное место, откуда легко можно скрыться. Прячась за толстые стволы деревьев, мы имели возможность наблюдать, как народ после взрыва высыпал из дома, оглядывал дом и озирался по сторонам. «Шутка» доставляла всем большое удовольствие. В одном из вечеров таких удовольствий мы с Борисом, спускаясь по тротуару улицы Ленина от центральной площади к нашим домам, выбрав дом жертву и закинув на балкон запал, не заметили в сумерках позднего вечера одинокую фигуру мужика свернувшего с площади на нашу улицу следом за нами. Когда он поравнялся с домом на балкон которого мы закинули запал, грянул врыв. На сей раз, мы не стали прятаться за деревья, а быстро пошли дальше. Мужик упорно шёл за нами. Подойдя к перекрёстку, где стояли наши дома, мы завернули за угол, быстро забежали во двор дома Бориса и спрятались в мужской кабине общественной уборной. Через щель между досок мы к нашему ужасу увидели, что мужик тоже завернул во двор и сел на ступеньки крыльца входа в квартиру. Ещё больше ужаснулись, узнав в мужике отца Бориса. Мы медлили выходить. Отец продолжал отдыхать на крыльце. Ещё помедлив, мы вышли из укрытия. Не помню, какое внушение сделал нам отец Бориса, разговор был коротким, но наказание страшным. Совместный вердикт его и моих родителей был единым, на две недели запретили нам посещать реку. Наказание было невыносимым в разгар летних каникул, знойного лета, всегда доступной лодки, но, несмотря на наше примерное поведение, срок наказания нам не скостили.
В 46 и 47 годах распределение продуктов продолжало быть по карточкам, послевоенные годы были неурожайными. Отец получал свой паёк продуктов в части, наши карточки отоваривались слабо, приходилось пополнять продукты с рынка. На рынке выгодно было покупать мясо живым товаром и совсем дёшево на месте в станице у сельчан. Офицеры части использовали такую возможность и, скооперировавшись, привозили на машине из далёких станиц живых свиней и кур. Во дворе в сарае свинку держали недолго. Отрубить голову курице проблем не было, помню, как курица без головы вырвалась из рук отца и некоторое время бегала по двору. Другое дело зарезать и разделать огромного хряка. Эту процедуру военные исполняли по военному, применяли пистолет. В загоне сарая свинью кормили, и, когда она ложилась на бок, почёсывая её, стреляли ей в ухо, затем перерезали горло и спускали кровь. Первый раз эта процедура получилась с осложнением. Дядя Коля Дрынкин решил стрелять в область сердца. Видимо пуля прошла мимо, свинья дико на очень высокой ноте взревела и стала носиться по загону. Дядя Коля и его помощник еле успели выбежать из загона и закрыть дверь. Пришлось стрелять несколько раз по мечущейся и визжащей свинье из-за загородки загона.
Основным продуктом в эти годы была пшённая и синего цвета перловая каши. Но иногда, помню, на столе большой свинячий окорок, от которого с удовольствием отрезался ломтик мяса на хлеб. Годы были, в смысле питания трудными, но мы не голодали так, как во время войны.
В июле 1947 года отец получает назначение по службе в строительную часть, расположенную в большом селе Капустин Яр в Астраханской области. В то время там начиналась большая военная стройка ракетного полигона. Очевидно, военное руководство решило использовать его профессию строителя. Военному приказ надо исполнять, отец вмиг из должности начальника штаба стал прорабом и уехал в Капустин Яр обустраиваться. В конце августа он приехал за нами. Собрались и упаковались по военному быстро. Путь предстоял на поезде до Сталинграда, далее до места на грузовой машине.
Несмотря на очередное привычное изменение места жительства, мне очень не хотелось уезжать из Каменска, я прикипел к этому маленькому уютному городу, где жилось так вольготно и весело. Из всех мест моего жительства сердечную благодарность и всегда желаемые воспоминания отдаю Березовке и Каменску. Эти два места на земле и прожитые там маленькие, счастливые кусочки жизни моего детства всегда греют большим теплом радости тех лет. Основные годы, прожитые в Москве, не смогли затмить память, отпечатанную в моей душе детскими событиями в Березовке и Каменске. Очевидно, поэтому мне всегда нравятся маленькие провинциальные города с двухэтажными домами и маленькими двориками.