Ю. М. Рождественский.

  В дальнейшем в Москве мама через Строительное Управление Военного Министерства сумела выхлопотать перевод отца в Москву, где он участвовал в строительстве военного аэродрома в Кубинке, жилых двухэтажных домиков особняков в начале Хорошевского шоссе и других объектов, пока не уволился в запас в 1955 году.

  В Москве выяснили, что у мамы затемнение в лёгких и ей рекомендовали отдых за городом. По рекомендации знакомых на полтора месяца в Салтыковке по Горьковской дороге сняли летнюю террасу в дачном посёлке. Место для мамы и нас оказалось хорошим, в сосновом бору.  Терраса небольшая, застеклённая с трёх сторон, с отдельным выходом в садик. Из мебели стол и стулья. Через вторую дверь в дом мы имели возможность пользоваться кухней, где стояли примусы и керосинки. Спали по-цыгански, на полу, все четверо рядом в лёжку.

  Не помню, чтобы с нами была бабушка, очевидно по причине тесноты она оставалась в городе. Но в гости к нам на один день приезжала. Помню, приезжали даже тётя Оля Трошина, (сестра отца), со своим ухажёром, и с  тётей Наташей Рождественской (жена брата отца Анатолия). В их приезд запомнился смешной случай. Они приехали в полдень. Мы все прогулялись в сосновом бору, собрали в корзину сосновые шишки для самовара. После прогулки сели за стол, пообедали, а взрослые подкрепили обед водочкой. Застолье с песняками и последующим чаепитием из самовара растянулось до вечера, незаметно стемнело, и вдруг пошёл дождь. Ситуация с возвращением осложнилась. Оставаться ночевать у нас четверым даже площадь пола не позволяла, не говоря уже о соответствующих подстилках. Но подвыпивший дядечка, будучи навеселе, всех успокаивал и уверял, что  всё будет в порядке и они благополучно дойдут до станции. При каждом раскате грома и сверкающей молнии он пританцовывал и всем внушал оптимизм, подкрепляя его ему одному известной присказкой: «Плыть, да быть!» При очередной молнии он остановился спиной к дверям выхода в садик, произнёс: «Плыть, да быть!», - и, забыв, что сзади двухстворчатая дверь, прижался спиной как бы к стене. Дверь распахнулась одновременно с запоздавшими раскатами грома, дядя мгновенно исчез в темноте, а дверки, ударившись о поручни ступенек, закрылись. Все опешили. После короткой паузы недоумённого молчания все кинулись к двери, распахнули, крупные капли косого дождя засеребрились в выхваченном светом  пространства у темноты. Шум дождя и никого нет. Стали звать, пробежали по дорожке до калитки, заглянули за кусты сирени, растущие у поручней ступенек, дяди нет, никто не откликается. Мистика, испарился человек. После поисков, изрядно промокнув, все собрались под крышей на террасе. Хмель у взрослых прошёл, у всех состояние шока и недоумения. Все молча сели, не зная, что предложить. Вдруг двери открываются и на пороге мокрый дядечка со своей  громкой присказкой: «Плыть, да быть!»  Опять у всех шок с радостью. Оказывается он, падая, зацепился за поручень, сила инерции перенесла его через поручень, ветки сирени прогнулись и после благополучного размещении тела под ступеньками крыльца, вновь сомкнулись. Мы и догадаться не могли, что его закатило под крыльцо. А вот почему он не откликался, осталось большим секретом. Как он сам объяснил, он долго приходил в себя и долго не мог понять, что с ним произошло и где он. Но лично мне кажется, что он не откликался намеренно, чтобы в реалии подтвердить свою оптимистическую замечательную присказку   «Плыть, да быть!». Так и прозвали мы его « Дядя плыть, да быть».  Летний дождь с грозой неожиданно начался и неожиданно закончился, Наши гости благополучно «доплыли» до станции электрички и поздно вернулись домой.

  В Салтыковку в отпуск прилетал отец. Он первый раз в жизни воспользовался самолётом аэрофлота и с удовольствием поделился с нами своими впечатлениями. Недалеко от нашего дачного посёлка протекала маленькая речушка похожая на ручей, перегороженная плотиной. Плотина образовала небольшое озерко, расположенное в низине оврага с пологими берегами. Вокруг по берегам обозримого озерка травянистые поляны с кружевными тенями от просвечиваемых солнцем ветвей высоких сосен. Есть и деревянный настил, пристань для десятка прокатных лодок с будочкой для кассира. От нашего посёлка до этого удовольствия идти минут тридцать неспешным прогулочным шагом  по живописной тропинке соснового бора вдоль крутого  оврага, по дну которого протекала речка уже после плотины. По пути тропинка огибала берег оврага с огромным  оползнем, оголившим крутой обрыв песчаного грунта. С этого обрыва мы с разбега прыгали вниз как лыжники с трамплина, испытывая на миг щекотливый со страхом восторг от короткого полёта. Помню, какой-то мальчишка при приземлении,  испытывая восхищение, забыл убрать язык и прикусил его очень сильно до крови. Пришлось его быстро доставить в посёлок родителям.

  На озеро мы с удовольствием ходили всей семьёй, и, как правило, всегда прогуливали туда гостей, которые к нам приезжали. Однажды, на глазах родителей и гостей, расположившихся на лужайке пляжа, я Вера и Володя плавали  на лодке. Озеро маленькое, далеко не уплывёшь. Я сидел на вёслах, Вера на носовой скамейке, а Володя на транцевой (кормовой) доске. Подплывая на траверз (напротив) нашей компании, наблюдавшей за нами, я сделал вёслами сильный резкий гребок, а Володя в это время на руках поднялся с транцевой доски. Потеряв равновесие от резкого толчка лодки, Володя опустился, но его попа не попала на прежнее место, так как лодка сделала неожиданный рывок. Володя, выполнил кувырок через голову и, махнув ногами, оказался в воде. Только потом я оценил мгновение моей реакции, которая выбросила меня через левый борт в воду. Не давая себе погрузится в воду, я буквально бросился к месту падения, и увидел что Володя плывёт к уходящей по инерции лодке. Я последовал за ним. Догнав лодку, мы, помогая друг другу, взобрались в неё на плаву. Я знал, что Володя умеет плавать, но всё равно мгновенная нерассуждаемая сила выкинула меня в воду. Наблюдавшие за нами на берегу не придали никакого значения этой сцене, очевидно, они, как поется в одной популярной песне о лётчиках, подумали что «ученья идут». В то время Володе было десять лет, мне шестнадцать.  

  Однажды Володя гулял с соседними ребятами сверстниками на опушке бора у края посёлка. К ним пристали ребята постарше из соседнего рабочего посёлка какой-то фабрики в Салтыковке. У Володи отобрали ремень, у других тоже что-то. Володя прибежал ко мне за защитой. Я кинулся на опушку. Ребята, завидев меня, побежали через засеянное рожью поле к домам своего посёлка. Бежали долго, я стал догонять, но они успели добежать и скрыться в доме барачного типа. Я тоже следом вбежал туда. Тёмный длинный коридор встретил меня враждебно, ребята скрылись за дверями комнат. Очевидно, привлечённые шумом голосов и топотом ног вбежавших мальчишек, многочисленные двери комнат начали открываться и заметно выпивший народ, было воскресенье, начали меня спрашивать, по какому поводу чужой оказался у них в бараке. Я, запыхавшись и восстанавливая в норму своё дыхание, сбивчиво стал объяснять причину моего появления. Надо отдать должное, меня быстро поняли и указали на дверь, куда я должен обратиться, посоветовали сбавить эмоциональный пыл моего справедливого возмущения, так как за дверью очень рукастый и уже хорошо выпивший папа того мальчика, который отнял ремень у Володи.  Я понял, успокоился, постучал в дверь и вошёл. В комнате за столом кушают трое мужиков и мама мальчика, мальчик отдельно сидел на кровати. По полузакрытым глазам, медленно переводящим взгляд на меня и отсутствия улыбок, я кожей ощутил неприязнь моего появления здесь. Не успел я открыть рта для объяснения моего посещения, как один из дядек произнёс: «Отдай!»  Мальчик протянул ко мне руку с ремнём. Я вернулся домой с чувством исполненного долга.

  Начало августа, приехал Гена из Капустина Яра. Пора ехать в Херсон сдавать экзамены в мореходку. Гена первый раз в большом городе, тем более в Москве, всё его удивляло. На Киевском вокзале мы купили билеты в плацкартный вагон до города Одессы. Через два дня после приезда Гены мы самостоятельно отправились далеко от дома. Детство закончилось.